Мира Дума: Меня всегда почему-то любили

КС: Мира, ты мне дала столько визиток, что сразу хочется спросить: у тебя есть какое-то одно достижение, которым ты гордишься больше всего?
МД: Наверное, это будет скучно звучать. Ты имеешь в виду вообще по жизни или в работе?

КС: В работе, в жизни, это же все взаимосвязано.

В жизни — это мои родные, в первую очередь ребенок. Поэтому их видели и знают только близкие люди — когда ты чем-то очень сильно дорожишь, стараешься как-то спрятать и уберечь. Знаешь, как кто-то может о нас думать: «Бегают, бездельницы, целыми днями то на показ, то на мероприятие... Детей вообще своих видят?» Но в индустрии моды это важная часть работы, занимающая минимум времени и получающая максимум освещения. А трудовые будни спрятаны в таких же офисах, как, например,у банковских работников. И люди этого не понимают. Они видят одно и совсем не видят другое. Помнишь, ты очень правильно пошутила в Париже после Улиного (Ульяна Сергеенко. — Прим. ред.) показа, когда я переоделась? Утром у меня был, кажется, Chanel, я была в одном, на Уле — в другом. Потом я переоделась для съемки в третье, и опять же, наверное, со стороны смотришь и думаешь: «Вот ей заняться нечем, целыми днями переодевается». Но Неделя моды в моем случае — полноценная командировка, где необходимо встретиться со всеми партнерами и рекламодателями.

У меня отношения с Домом моды Chanel. Я у них, что называется, fidelite, что-то типа посла. Мы с друзьями между собой шутим — послица. И если я иду на показ Chanel, я по негласному этикету должна быть одета в Chanel. Уля и ее команда предложили мне сшить специально для ее показа костюм в единичном экземпляре. Я люблю Улю, хотела ее поддержать на первом парижском показе. Дальше был показ Giorgio Armani, с которыми у меня тоже завязываются хорошие дружеские отношения. Звонит глава PR Giorgio Armani и говорит: «Мы хотим тебя одеть, хотим, чтобы ты пришла к нам именно «в нас». Это целый процесс: ты приходишь, улыбаешься, разговариваешь, они предлагают тебе какие-то проекты...

КС: Но это же все делается из страсти?

Конечно.

КС: Я тебя хорошо понимаю, наши пути в чем-то схожи в том смысле, что вначале была страсть: вечеринки, на которые просто искренне нравилось ходить, и любимая одежда. И дальше уже стали приходить люди, которые хотят видеть тебя там-то и там-то.

Согласна. Я все это очень люблю. Помню, когда я еще колонку вела в «OK!», вернулась из Нью-Йорка, где проходила Неделя моды. У нормальных людей бывает jet lag, но вместо того, чтобы лечь спать в 10 вечера, я села писать текст про Неделю моды в Нью-Йорке, чтобы он в понедельник до 12 утра ушел в печать... Получается, что я прилетела в Москву, не спала весь полет, в Нью-Йорке весь день тоже не ложилась и еще в Москве день бодрствовала, в общей сложности не спала, наверное, часов 40 и чувствовала себя хорошо.


КС: Что тебя заставляет не спать?

Осознание, что занимаешься любимым делом. Когда делаешь то, что по-настоящему любишь, не устаешь. Я училась в институте на факультете «Международный бизнес и деловое администрирование» и почему-то была уверена, что это не математика, не экономика, не логистика, статистика и бухучет, а оказалось как раз таки все то же самое, что на факультете МЭО, которого я очень боялась, только к нам, МБДАшникам, было предвзятое отношение по причине того, что все студенты были платниками. Знаешь, как аббревиатуру расшифровывали? «Может Быть Дадут Абразование».


КС: Ты как будто оправдываешься: «Да я же... я не то что... у меня вот ребенок, но я... мне нравится... я же должна продавать рекламу, у меня образование хорошее». Почему ты считаешь, что должна оправдываться?

Это, наверное, родители воспитали. Мне все время как будто неудобно за то, что моя работа связана с дорогой одеждой, роскошью. Мне подсознательно неудобно за то, что я надеваю дорогие вещи, которые в последнее время, из-за того что мода перешла из разряда увлечения в полноценную работу, далеко не всегда являются лично мной купленными. Очень часто после презентации коллекции я имею возможность взять тот или иной наряд и выйти в нем на какое-нибудь мероприятие. При этом в доступе для покупателей он появится только через полгода. Я просто вижу совсем другую жизнь через работу нашего благотворительного фонда, и внутри меня идет беспрерывная борьба с совестью из-за того, что я могу надеть вещь, стоимость которой может быть равна, например, профилактическому лечению детей с ДЦП. И бывает, попадаешь в интернете на критику, из которой понятно, что людям кажется, что все наше существование сводится к покупке дорогой одежды.


КС: Почему тебя трогает, что пишут о тебе люди?

А как сделать, чтобы не трогало? К сожалению, трогает.
Я хочу, чтобы меня видели такой, какая я есть. И вся эта публичность, красота и мода — это фасад.


КС: Какая разница?
Да, наверное, нет разницы. Главное, как есть на самом деле, и главное, как к тебе относятся близкие.


КС: Ты же очень много делаешь — занимаешься благотворительностью, у тебя доброе сердце, ты модная девушка, богатая, красивая, но в тебе как будто все время...

...чувство вины. Да, 100%.


КС: Это связано с твоей внутренней неуверенностью в себе?

Может быть, у меня очень много комплексов.


КС: А может, тебя беспокоит, что кто-то будет тебя считать, скажем грубо, выскочкой? Ну вот есть там какие-то главные редакторы, которые всю жизнь к этому шли, сидели в офисе, корпели... А у тебя все получается будто бы легко.

В России как раз таки другая ситуация. Если сравнивать индустрию моды, которой у нас нет, с Западом, то у нас, в принципе, тоже все получили вдруг. Потому что сколько лет нашей индустрии моды? Ну 15 лет, с приходом Vogue, Harper’s Bazaar, L’Officiel, Elle и Cosmopolitan, который вообще первым был. До этого же не было ничего. 70 лет стагнации после революции. Ни красоты, ни моды, ничего не было. Магазины были пустыми. Народ был одной общей серой массой, и выделяться просто боялись.


КС: Я считаю, что коллекционирование сумок или туфель Christian Louboutin ничем не отличается от коллекционирования, скажем, марок. Это как бы тоже искусство. И люди, которые тратят на это жизнь, — гении мира моды, это люди, которых можно уважать за то, как они чувствуют прекрасное. Но почему эта тема в нашей стране вызывает...

...понимаю, о чем ты. Помнишь в «Золотом теленке» Корейко, который пригласил девушку на свидание и думал, покупать ли цветы или мороженое, потому что боялся, чтоб не дай бог кто-то не заподозрил, что у него под кроватью дома миллион. Я с детства воспитывалась в среде, где считали, что показывать богатство неприлично. Согласись, у нас богатых до сих пор ненавидят лютой ненавистью.


КС: Но мне, например, на это плевать.
Ты молодец. Ты сильная.


КС: Ты тоже сильная, раз создала такую империю.
Еще пока не совсем империю, но надеюсь, что все впереди.


КС: Хорошо, давай о другом. Ты помнишь, где первый раз появилась твоя фотография? Что ты почувствовала?

Меня увидела Шахри Амирханова в NYM Yoga. Помнишь, была на Ордынке, кажется?


КС: Да, я туда хожу до сих пор.

Мы встретились буквально на входе. Мне было лет, наверное, 19. Кстати, к вопросу о выскочках. Шахри получила пост главного редактора Harper’s Bazaar, если мне не изменяет память, в 20 лет, да. Потому что на безрыбье и рак рыба. Не было людей, и сейчас их не стало сильно больше. Это на Западе люди идут к посту главного редактора по 20, 30 лет, проходят все ступени и, как правило, к 40–50 годам получают большие посты. А в нашей молодой индустрии моды приходится выбирать из тех, кто есть. И в свои 20 лет Шахри делала очень крутой журнал. И никто выскочкой ее тогда не мог назвать.


КС: Ну, ты хотела, я помню, стать главным редактором Harper’s Bazaar, и даже какие-то шли переговоры.

Это тяжелый был момент. Не то чтобы я хотела. Я пришла в журнал, проработала там два года. У нас была такая негласная договоренность со следующим после Шахри главным редактором Анзором Канкуловым, который мне сказал: «Я человек не публичный, а женскому журналу нужно женское лицо. Ты будешь от нас выходить и будешь, грубо говоря, нашим лицом». И, наверное, получилось так, что люди стали ассоциировать меня с журналом. А модная и околомодная публика питается слухами-сплетнями. И вся ситуация со мной и журналом сложилась исключительно по причине сплетен и умозаключений людей со стороны. Нынешний главред Даша Веледеева по образованию журналист, с 15 или 16 лет работает по специальности, делает один из самых качественных печатных продуктов в России (до Harper’s Bazaar запустила два журнала) и очень круто пишет. Разве могла девочка, проработавшая два года в издательском деле, встать рядом с человеком с таким резюме?


КС: А чем там в итоге закончилось?

Там много было разных разговоров. Внутренняя тема, не могу рассказывать, тем более что то руководство там сейчас уже не работает. В итоге мы разошлись друзьями, и недавно, когда мы думали, с кем нам объединять Buro 24/7, бывшие издатели Harper’s Bazaar предложили купить процент. Мы с ними остались в очень хороших отношениях.


КС: А если бы сейчас тебе предложили стать главным редактором Harper’s Bazaar, ты бы согласилась?

Конечно же, нет. Я абсолютно интернетный человек.


КС: Хорошо, давай вернемся в NYM Yoga. Значит, пришла ты туда...

Да, а Шахри мне говорит: «Нам как раз нужны новые лица». Позвонили мне, сказали: «Мы делаем список стильных девушек Москвы, хотим вас снять». Это было мое первое попадание, можно сказать.


КС: А ты помнишь момент, когда шопинг, хождение по магазинам и просмотр журналов стали твоей страстью?

Это произошло очень давно. Я тогда была еще совсем ребенком. Более того, до того, как я родила, я считала, что мужчинам в жизни намного больше везет, чем женщинам. Я всегда хотела быть мальчиком. Знаешь как считается: если мужчина карьерист, то он молодец, если женщина — значит, что-то с ней не то в личной жизни.


КС: Ты прямо мои мысли излагаешь, я тоже всегда завидовала мужчинам.

Понимаешь, да? Если у женщины много мужчин, то, значит, она неприличная. Если у мужчины много женщин, то его в определенных кругах уважают. Во мне эта тотальная дискриминация женских прав всегда вызывала возмущение, и я на какую-то ноту феминизма настраивалась, потому что меня действительно всегда злило, почему мужчинам все можно, а женщинам нельзя. А самое ужасное, что даже женщины свыклись с мыслью, что старый мужчина
с молодой девочкой — это нормально. А когда женщина может позволить себе... Например, у Скрынник молодой муж, и женщины ее возраста с возмущением ее обсуждают.


КС: Надо быть человеком откровенным, тем более что до своего поста Скрынник была успешной в бизнесе и могла оправдать свои доходы. Но давай вернемся к тебе.
В тебе мама воспитала страсть к вырезанию кукол?

Я все детство носила шорты и играла в машинки. И когда я узнала, что есть прекрасный мир моды, что можно быть красивой женщиной, я поняла, что это самая большая радость для женщин по сравнению с мужчинами. Потому что мужчина наденет брюки, костюм, джинсы, майку — это все скучно. А у женщин — тут фантазии нет предела. Признаю, что иногда мои наряды слишком театральные. У меня недавно было интервью с американским Vogue, они тоже мне говорят: «А ты не стесняйся этой театральности, это круто. Мы же понимаем, что ты так не ходишь в Москве по улице — с косынками Hermes и в этих объемных пальто Viva Vox.


КС: Да, но, с другой стороны, встает вопрос: зачем вообще нужна мода? Вот на твой взгляд, она зачем нужна?

Мода — это широкое понятие. Мода на часы, на одежду, на телефоны. А нужна, чтобы продавать ее людям. И точно не для того, чтобы нравиться мужчинам. Мужчины очень примитивны в этом смысле. Для них красиво и модно — значит мини-юбка и, например, леопардовый принт. Сексуальность и мода — два разных понятия.


КС: Если бы ты уехала куда-то на неделю, где тебя никто бы не видел, ты бы взяла туда свои модные вещи?

Никогда. Если бы ты видела, как я хожу, когда мы уезжаем куда-то отдыхать. Вьетнамки за 5 евро, купальник 15-летней давности, потертый, хлопковые сарафаны... Наверное, из-за того, что моды и красоты в моей повседневной жизни в переизбытке, когда я отдыхаю, я хочу именно отдохнуть: ни о чем не думать, читать книги, играть со своим малышом, ходить с жирной маской на голове и чтоб меня никто не видел.


КС: Дай совет читательницам: что надо делать, если они хотят так же бежать на Неделю моды и чтобы их фотографировали для Style.com?


Когда толпа фотографов начинает кричать: «Mira!» или «Miroslava!», я до конца не понимаю, почему это происходит. Я вижу много стильных, безумно красивых девушек, которые проходят мимо — и никакого внимания.
Я больше тебе скажу, я себя вообще не считаю красивой. То есть то, что я есть — я себя делаю.